Ирина Важинская. "Транскрипция одиночества"

Александровский сад. Все деревья в воде по колено
И как будто промокли от слез в ожиданьи беды.
Но проснулась земля и, свободна от зимнего плена,
Расчищает дорожки, к апрелю готовя сады.
Потому, что уже подошли долгожданные сроки,
И пасхальные свечи затеплил на всенощной храм.
Но пока не взошла еще первой звезда на востоке,
Окна не воскресить за распятьями сумрачных рам.
А когда над Невой золотой замаячит кораблик -
Алый парус на мачту приладит весенний рассвет,
В повороте с Дворцовой трамвай пропоет точно зяблик,
Словно весть донесет, что ни смерти, ни тьмы больше нет.

1993

Мне в радость отражаться в каждой луже
И знать, что скоро вымокну до нитки,
Что солнце, крыши города утюжа,
Раздарит их серебряные слитки.
И в трубах водосточных захлебнется
Пыль мелочных обид и суета.
В их раструбах и тоненьких колодцах
Утихнет дрожь, родится чистота
Со свежестью растаявшего снега...
Что раньше было - слово или дело?
Начнется все...- От Ноева ковчега
Уж белая голубка отлетела.

1991

Февраль на Каменноостровском

Лазоревая Богоматерь
Благословенна и светла.
Зимы отбеленная скатерть
Покрыла землю до тепла.

Изъяны города больного
Пока от глаз утаены,
Но отворятся взору снова
С приходом слякотной весны.

Томясь за перекрестьем рамы,
Так душно чуда ожидать.
Как повторенья трудной гаммы,
Ведут воспоминанья вспять.

Но всякий раз, когда на шпиле
Мятежный ангел вострубит,
Душа очнется, вскинет крылья,
Воспрянет в солнечный зенит.

1985

Август

Август дождливый - последняя исповедь лета.
Травы в суставах надломлены тяжестью соков.
ебо высоко,
Но ветер безумствует где-то,
Во поле стонет, порезавшись острой осокой.

Вот почему так тревожно алеют закаты.
Яблок шафрановых запах исходит от сада.
В громе - досада,
И дачи уныньем объяты,
Но возвращаться к оставленным окнам не надо.

Лишь уходя, так полынно люблю и тоскую,
Лишь отдаляясь, сильнее душой прирастаю.
Ранняя стая
В страну отлетела другую...
Вот и растаяла песня разлуки простая.

1990

Комарово

Было время выползания улиток...
Они гроздьями лежали на дорогах,
От избытка чувств не торопились,
Но тянулись медленно друг к другу.
А залив, холодный и печальный,
Растекался серым перламутром
Вдоль души моей и берега пустого.
Потерпевшие крушенье корабли -
На песке ракушки молчаливо
Свои створки распахнули к небу
В ожиданьи благодатной манны,
А, быть может, полноты любви.
Было время выползания улиток...

1998

Октябрь уже перевалил за середину.
И за гардину
Упрятал день зареванные стекла.
Поблекла
Давно знакомая картина
Двора,
Забытого вчера
Наедине с ночными фонарями
И с нами за дверями
Уснувших теплых комнат до утра.
Как занесло нас в эту непогоду,
Где год за годом
Классически расчерченный гранит
Библейский дождь шлифует и гранит?
Чем оплатить высокий этот случай
И то, что путь наш будет неотлучен
От невских берегов, излучин?
А, может, лучше
Нам, смертным, просто жить
Под этим вечным небом.

1993

Первый снег незаметно растаял.
Я не слышала крик журавлей -
Может быть, одинокая стая
Не оставила сирых полей,
А застыла под ветром осенним,
Стала рощицей зябких берез?..
И привиделось мне, как Есенин
Мимо них проходил на откос,
Как смотрел он на травы и небо,
Слушал ветер, как вздохи земли...
В час предзимья прислушаться мне бы:
Может, где-то летят журавли?
Все, чем сердце болело, запело,
Прикипело к заветной строке.
Так тревожно, так зыбко, несмело
Снег второй закружил вдалеке...

1994-1998

Волшебны синих сумерек шаги,
Певучи зимней вьюги голоса.
Веди и быть собой мне помоги,
Туда веди, где света полоса,
Где дом, как теплый улей восковой,
Поленьев треск и в печке угольки.
И кажется, что жар над головой,
Едва коснусь щекой твоей щеки.
Глаза и губы нежности полны.
Нет времени, нет смерти и границ...
Мы - словно две согласные волны.
Как будто нас подъемлют крылья птиц,
И мы летим над снежными полями,
Над сонными огнями декабря.
И вот уже восходит перед нами
Холодная и чистая заря.

1996

Все эти травы, и стрекозы,
Звонно-напевные покосы,
И лето - будут вечно длиться,
Как в небе брейгелевском птица.
А синий купол над полями -
Окно, распахнутое в вечность.
Дня разомлевшего беспечность
Забыта пчелами, шмелями:
Гул нарастает над цветеньем
И катится волнами к лесу,
Сливается с прохладной тенью...

1998

Шаневская бессонница

Дрожит вечерняя звезда
На ветке у рябины,
И, словно коготь ястребиный,
Воткнутый птицей в никуда,
Над озером оставлен месяц
Пасти глубинные стада
Серебряных, неспящих рыб
В затихших водах Долотца.
Кузнечики, когда могли б
Молить Небесного Отца,
Давно бы мир спасли от бед...
Мысль оборву на полпути,
Досадуя, что не нова,
И что слова, опять слова
Все те же и совсем не те...
Но как при этой красоте
Быть соразмерным простоте,
И ясности, и глубине,
Величию земного мира?
Уже на розовом коне
Не проскакать. Ржавеет лира
С железным веком наравне.

* * *

Луна,
Как рыбий глаз в глубинах ночи,
Ощупывает дно земных морей,
Ландшафт, где различимы очертанья
Подводных гор, долин, лесов осенних,
Латентно тлеющих кармином и сурьмой,
Подводных городов, где проплывают
Прохожих косяки по рекам улиц,
А над домами стаи рыб крылатых
Описывают легкие круги...
Луна,
Как заклинание весталки,
Что в храме стережет огонь священный
В часы, когда меж Сциллой и Харибдой
Ведут сирены список кораблей,
С гомеровских страниц сошедших, словно
Со стапеля, на волю диких волн...
Луна,
Прекрасноликая Селена,
О, дай же наконец глаза сомкнуть мне
И видеть сны под звуки флейты Пана,
Завороженного твоим призывным светом...

Транскрипция одиночества

Случится завтра полнолуние.
Рукой Творца на землю брошена,
Зависнет белая горошина
На поднебесной высоте,
Загадочна, как слово "Уния",
Прекрасна отраженным светом.
Под ней жасминовым букетом
Просвечен абрис облаков.
А ночь в кромешной наготе,
Как сон веков...

версия для печати