Сердце
Свет. Внутри, в клетке ребер, трепыхается непонятная птица.
Снова снег, снова мороз, но сердцу все равно, оно рвется наружу,
Посмотреть, как тут теперь.
Его давно не выпускали, года два, наверное,
И оно оглядывается по сторонам с искренним удивлением.
Лезет изо всех дыр на волю, подышать свежим воздухом
И нет никакой возможности запихнуть его обратно -
Слишком уж оно разрослось,
Так, что не умещается больше ни внутри, ни с наружи,
Но увеличивается с каждой минутой в глубину,
Заполняя собой все большие куски бесконечности.
Вылезло, вывернув все на изнанку.
Теперь не я внутри мира, а мир внутри меня,
Но его оказалось так мало, что даже обидно,
А меня так много, что даже страшно.
А сердце опять колотится, строит свои подкопы.
Вот и прорвалось, ему и Вселенной уже мало
Всего мало, кроме меня, меня хватает, даже многовато будет на одно
сердце.
Дыханье
Опять будет дождь.
Есть сотни причин, оставаться сегодня послушной.
Ломаться сил нет, постелилась травой на земле,
Губами у воздуха жизнь, отбирая свою.
Но нет в нем простительной влаги глотка.
Чужие испуги, да привкусы жарких секунд.
Простодушна! Дыханье свое не хочу отдавать никому.
Боюсь, потеряется в небе бескрайнем, сольется с другими,
И не отыскать, не вернуть.
Теплеет. На улицу окна пошире раскрыты.
За ними мелькают иные созвездья, миры,
Разумные, но по другому, иначе, чем наша планета,
Твоя и моя.
Я свет потушу, буду белым медведем на льдине,
По черной дороге сплавляться на этом плоту,
По кругу воды.
Гудки
На все призывы трубка отвечает холодными короткими гудками.
Телу жарко, а сердце зябнет внутри, дрожит,
Стучит своими мелкими молочными зубками.
Ушло мое лето, рассыпалось, - не соберешь.
А перед глазами стоят процессии тополей на горизонте,
Дырки озер на пестром покрывале земли и море.
Эта бескрайняя, всегда разная, кишащая жизнью синева.
Бреду по нему, живая без меры, без остановки,
Ни летом, ни ползком, все прямо - по грани, по черточке,
В песок теплый нежность свою закапываю,
Вырастаю скалой, стелюсь тенью, цветы пузырьками выпускаю.
Легкая такая - ни поднять, ни сдвинуть.
Держите, братцы, унесет, - пропаду!
Заделаюсь чайкой шальной песни орать навзрыд,
Не вытряхнете уже, крылья не обломаете,
Не дамся вам в руки, прикинусь дурочкой,
Что кто вы такие знать не знаю, ведать не ведаю -
Бейтесь потом в кровь о длинные гудки моего телефона.
Я - день без солнца, без тебя!
До рук твоих добраться,
И завернуться в них, как в одеяло.
Упасть в темнеющих ночей петлю,
Попасть в одну
И в ней тонуть,
И не пытаться звать людей прохожих на помощь.
Искать и, не найдя, оставить суету,
Уплыть Офелией,
Едва качаясь в водах
ночных.
Я - сон без снов, который пуст и вязок.
После которого, с утра,
Виски нальются тяжестью,
И нет сил головы поднять
С плеча рядом сидящего в метро чужого человека.
Вечер
Причесаться, в туалет сходить, почитать книгу лежа в кровати.
Нет, читать на ночь не буду - глаза устали, рисовала утром.
Лучше выключу свет и лягу спать.
Лежу. Темно. Пульса шаги считаю.… Надоело.
Вроде бы все прошло. Может свет включить?
Написать что-нибудь.
Что, что-нибудь?
Да что-нибудь неясное, белым по белому,
Или письмо, к примеру.
Кому? Все ему же.
Зачем? Не знаю.
Пусть все так и останется
Не стоит, наверно, даже света включать.
Руку поднимать надо, искать в темноте провод,
Глазам опять больно будет от яркого света.
И, главное, что никак не получается вспомнить
Зачем? Что же сделать хотела?
Наверно, все же не стоит мне света включать.
Приходи!
Я тебя позвала легким шорохом,
Слово - бабочку к стенке иглой приколов,
Я его не пущу за окно.
В свете лампы
Оно будет биться в агонии, рваться вон.
Я решила, что в праве, его, породив ненароком,
И на казнь осудить,
И тотчас привести приговор в исполненье.
Я его накажу длинной смертью, за слабость свою.
Приходи…
И какая тоска, и какая красивость последняя
В не услышанном слове,
Оказавшемся крепче,
Чем в сроки рожденный ребенок.
Но, чем дольше оно будет биться,
Тем наглядней урок восприму.
Эту бабочку в рамке повешу на стену,
Под стекло, у двери.
Если ты вдруг придешь - не пущу…
До утра.
Глаза и месяц
Арбузная корка месяца
Со скатерти неба свесилась,
Глаза, на него направленные,
Дрожанием белым светятся,
Зрачки на него наведенные -
Две черные дверцы времени,
Ресницы - решетки тюремные,
Белки - голубые стены.
И в этих глазах отражаются
Две маленьких лунных корочки,
Перевернувшихся лодочки,
Скользящих в морозном воздухе.
|
