О, одиночество, сомнения в тиши,
Предписанные нам судьбой и богом -
Каким высоким и заветным слогом
Мне описать проклятие души?
Где силы взять на бренность бытия,
Чтоб вознестись над суетой и златом,
Придти на паперть, но не стать Пилатом,
Неся с собою собственное Я.
Булат Шалвович Окуджава,
Щуплый гений, худой грузин,
Тронув пальцами струны зала,
С ним остался один на один.
Как томительно ожиданье,
Ведь не знает еще никто,
Что он скажет сейчас про это,
Что споет он сейчас про то.
Каждый ждет от него ответа
На вопросы, что жгут сердца.
Словно боль уходящего века,
Выраженье его лица
Без претензий на роль пророка,
Тихим голосом, как никто,
Говорил нам всю жизнь про это,
Напевал нам всю жизнь про то.
Ты круглой дате верить не спеши,
Гадать не надо, много или мало -
Уверен я, что это лишь начало
Другого состояния души.
Начало в измерении ином,
Где бытие над разумом не властно,
И на душе так радостно и ясно,
Светла, как песня, память о былом.
Черно-белое кино,
Сны мои, где на экране
Видеть жизнь в цветном обмане
Мне, увы, не суждено,
Черно-белое кино,
Кадры, где на круп ном плане
Неподвижны, как в нирване,
Дни, ушедшие давно.
Черно-белое кино,
Все плывет в седом тумане,
И иллюзией в стакане -
Ярко-красное вино.
Черно-белое кино,
Сны надежд, но в Рамаяне,
В Торе, Библии, Коране
Все уже предрешено.
Изучаю "кабуки"
У Фонтанки-реки,
Плачут в образе руки
И стучат каблуки.
Непонятные звуки,
Как удары хлыста.
В них печаль от разлуки
И от встреч суета.
Я стараюсь упрямо
Эти звуки понять:
Где-то там Фудзияма,
Здесь - берез благодать,
Две зимы и два лета,
Две судьбы, два лица....
Не найти мне ответа
На загадку творца.
Парижанка
Я буду ждать Вас день, и два, и три -
Как ждут зимой апрельские капели,
Когда еще февральские метели
И на снегу играют снегири.
Я буду ждать Вас день, и два, и три -
Пусть Вы сейчас не знаете об этом,
И друг у Вас слывет большим поэтом,
И, может быть, его зовут Анри.
Я буду ждать Вас день, и два, и три.
Я время в ожиданье не замечу.
И будет местом, где назначу встречу,
Лазурный берег или Тюильри.
|
