СЕЗОН ПРИПАРКОВАННЫХ АВТОМОБИЛЕЙ

A

Музыка заиграла сама, когда граф вошел в столовую. Бессонным утренним взглядом граф отметил, что за ночь в столовой ничего не изменилось: он так привык ко всему, что там находилось и перестал уже замечать что-либо; но в последние месяцы эта неизменность начала особенно его угнетать. Граф внимательно осмотрел предметы - антикварные и суперсовременные; он увидел итальянские глиняные тарелки, сделанные так давно, что воображение не позволяло ему проникнуть в то время. Тарелки стоили миллион долларов, и значительно меньшую сумму граф отдал за огромный музыкальный центр, который включался сам, когда в столовую входили. Здесь висело полотно Боттичелли, а дальше - картина Дали; и все - граф не любил коллекций. Это было бы слишком азартным делом для его малоподвижного тела и мозга.

Граф огляделся: на столе стоял изысканный завтрак, не боявшийся остыть: по утрам граф предпочитал есть холодное.

Граф вполголоса проклял слуг за то, что они у него ничего не воруют. "Благоволите ли вы позавтракать, граф Август Розенкранц",- предложил он сам себе. Многолетнее душевное одиночество научило его разговаривать с собой; самолюбие - обращаться по имени. "А может быть вы подождете супругу?" Граф не ответил на свой вопрос. Он не услышал, как открылась бесшумная дверь, но почувствовал спиной, что в столовой появилась Лора Розенкранц.

- Доброе утро,- сказал граф, поворачиваясь к ней;

- Доброе утро,- ответила Лора. Она еще стояла у дверей - высокая, кудрявая, умытая, причесанная, в новом кремовом пеньюаре, еще не изученном графом. Едва ли это могло случиться в дальнейшем. Граф разлюбил свою жену. Между ними лежали тринадцать лет взаперти, и это было хуже легендарного меча. Граф помнил, за что он полюбил Лору. Лора Грат была женщиной с опасными глазами, Лора Розенкранц постепенно стала аллегорической скульптурой безразличия. Их развод был невозможен, об этом гласил договор. Граф не жалел.

Все эти годы он пытался понять, хочет ли он выбраться из заточения. Граф был сенсацией, его жена была сенсацией, его предки были газетно-телевизионной шумихой, его сын рос знаменитостью. Закон охранял замок, но его владельцы не имели права переехать оттуда. Во избежании бегства какого-нибудь наследника, старые владельцы оставили завещание, по которому граф, как и его предки, не мог выехать из замка более чем на три дня, после исполнения ему двадцати одного года. Его супруга, Лора Розенкранц, которую граф встретил в Англии и женился на ней, потому что ему вот-вот исполнялось двадцать один, могла выезжать раз в году в один из городов мира и развлекаться не меньше двух недель. Но Лора давно уже никуда не ездила. Мужем и женой овладела скука.

- Ну что,- спросил прищурившись,- что написала твоя племянница? Граф знал, что Лора прекрасно понимает ход его мыслей, но он знал также, что она не может отказаться от приезда племянницы. Лора нуждалась хоть в ьем-то обществе.

"Сабина приедет",- думалось графу, скорее даже мечталось, ему мечталось просто смотреть на племянницу жены; Сабина была женщиной, и этого достаточно. Графу думалось, как он поцелует ей руку, услышит ее томительно-звонкий голос, нет, он даже не попытается дотронуться до нее, нет, достаточно знания, что она женщина - и все. А дальше - запах духов, разговоры, может быть смех; да, Сабина приедет.

- Сабина приедет,- произнесла Лора,- возможно даже на этой неделе. Но меня беспокоит Маркус.

"Боже мой, Маркус!",- подумал граф. Он как-то совсем упустил из виду сегодняшний визит своего психиатра.

Доктор Маркус еженедельно бывал у них с целью уберечь графа от развивающейся шизофрении, но он также делился с графом историями своих случайных пациентов.

- Бог мой!- воскликнул граф.- Я позабыл про Маркуса!

- Он приедет сегодня?- спросила Лора.

- Ну да, и привезет с собой этого парня с потерей памяти; очень, говорит, забавный субъект. Он совершенно ненормальный, но страшно забавный.

- Страшно забавный,- повторила Лора, осмысливая словосочетание. Граф знал, что Лора размышляет о том же; этот сумасшедший просто мужчина, и этого довольно; она будет наблюдать за ним, нет, немного соблазна, достаточно предчувствия его мужской силы; граф думал: Сабина и этот парень, да, вполне достаточно для нас.

- Маркус приедет с минуты на минуту: переоденься, Лора.

- Да,- отозвалась она и стремительно вышла, оставив на столе недоеденный завтрак.

"Интересно,- думал граф,- что бы я сделал, если бы оказался в десять раз богаче, чем я сейчас" Он подумал о самолете - зачем мне самолет? он подумал о новых слугах - все равно они побоятся красть, он подумал о зеркальном потолке в гостиной, но он знал, что ничего не сделал бы, что ему все равно; много денег или очень много - это все равно.
Граф взглянул в готическое окно, именно то, которое выходило на асфальтированный прямоугольник - стоянку машин. Три автомобиля красовались там: красный Лорин "Опель", его собственная белая красавица - ненужная, почти не тронутая девственная - "Вольво" и глубоко-синий огромный "Мерседес" - им пользовался шеф-повар, он же управляющий.
Граф улыбнулся: по извилистой дороге поднимался изумрудного цвета автомобиль доктора Маркуса. Автомобиль ехал стремительно; граф затруднялся определить его марку. Вскоре изумрудное пятно оформилось прямо в центре огромного асфальтированного прямоугольника - вместо парковки доктор Маркус предпочитал оставлять свою машину посреди стоянки.

Громко хлопнула дверца, граф поморщился и увидел, услышал, почувствовал, что его дом уже не пуст, а доктор Маркус спешит, задыхается, страдая одышкой, преодолевает коридор, сопя - толстенький, солидный, умный, неловкий,- и прямо с порога разлетается криком: - Август!

- Здравствуйте, Маркус, здравствуйте,- граф уже сам не верит ни в собственное радушие, ни в собственное лицемерие, но, вроде бы, ему приятно было видеть доктора.

Маркус проигнорировал приветствие.

- Окажите любезность, граф,- басовито сказал он,- пациент-то мой ни за что не хочет вылезать без вашего приглашения: говорит, нежеланный гость.
- Да что вы, Маркус!- возмутился граф и посмотрел вниз, на себя, чтобы вспомнить, как он одет. Костюм был вполне для приема - потом, на ночь, граф будет сопоставлять все детали, пытаясь понять, когда он успел одеться - но потом, на ночь, на бессонную ночь.

- Спуститесь, граф,- ворковал доктор и вдруг, подойдя поближе, поделился главным аргументом: ведь он сумасшедший. Граф отступил. Маркус надвигался на него:

- Мальчик ничего не помнит; он вбил себе в голову, что раньше его никто не любил, что он всюду был нежеланным. Он считает, что амнезия - инстинктивная защита его мозга, самостоятельный поступок организма - пожалейте мальчика, граф.

Мужчины вышли на стоянку, и Маркус простер руку в сторону симпатичного веснушчатого человека неопределенного возраста, испуганно замкнувшего на себе руки в изумрудного цвета машине.

Пациент Маркуса дернул дверцу, вскочил и встал перед графом.

Август Розенкранц отметил, что у нового гостя очень красиво очерченные губы - Лора бы позавидовала - и что они постоянно кривятся в то ли испуганной, то ли недоверчивой, симпатичной улыбке. Граф почувствовал то, что просил почувствовать Маркус: он пожалел этого человека.

- Граф Август Розенкранц,- провозгласил доктор, не давая графу лишний раз усомниться, что это и есть он, граф. Пациент, скорее все-таки молодой, моложе графа, низко и гибко поклонился.

- Флетч Крааль,- сообщил Маркус. Граф кивнул головой.

- Прошу ко мне,- сказал он, смущаясь. - Мы с женой будем очень рады. К сожалению, юного графа нет дома: сын учится в Англии. . . - Август запнулся: при чем здесь юный граф! - Одним словом, мы к вашим услугам.

Из замка наконец-то вышел дворецкий и ловко подхватил два чемодана - Маркуса и его пациента.

- Проводи нашего гостя в его комнату,- тихо приказал граф. Молодой человек послушно пошел за дворецким - казалось, приказ был адресован ему.

- Вот видите,- сказал доктор Маркус,- мальчику достаточно ласкового слова. Он такой ранимый. Неспроста он уверен, что потерял память, потому что не хотел помнить, как дурно с ним обращались. Но мальчик заблуждается. Он был удачливый прожигатель жизни.

Граф посмотрел на Маркуса и подумал о том, как хорошо было бы все забыть, не знать больше, что замок принадлежит ему, что жена нежеланна, что сын через семь-восемь лет тоже окажется заточенным здесь. Внезапно мысль изменила ход.

- Слушайте, доктор,- произнес граф,- а вы сами-то знаете, отчего он потерял память?

версия для печати