Евгения Голосова
СЕЗОН ПРИПАРКОВАННЫХ АВТОМОБИЛЕЙ
С
"Перестань,
перестань",- сказал граф и погладил левой рукой по правой.
Когда человек понимает, что он не живет, он начинает неизменно
увлекаться узором чужой жизни; когда человек не живет, он обретает
занятную способность смотреть даже не со стороны, а как бы сверху
на все, что происходит с окружающими; когда человек не живет, он
особенно хочет быть богом, чтобы иметь возможность созерцать все
жизни в их мировом масштабе, путь вселенной и судьбу мельчайшей
песчинки - саму по себе или в сравнении.
Таким человеком был граф - сидя взаперти, он совсем перестал жить,
в его собственном понимании этого слова; он растворился. Граф мог
бы наблюдать, как выросла кукуруза, как стерлась пластинка, как,
наконец, повзрослел его сын; он сочинял продолжения для книг, он
описывал круг вместе с солнцем,- словом, он жил любой жизнью, кроме
своей. Граф так привык наблюдать, к примеру, за взмахом крыльев
мотылька, что собственные его мысли, едва они становились ощутимее
мотылькового полета, вызывали у графа тревогу. Граф понимал, что
ему не справиться со своей любовью. Он не мог снова начать жить,
снова ввергнуться в омут страсти, отчаяния, движения, действия,
наконец. Граф разучился действовать и направлять свои мысли на себя.
Вчера, когда Лора вышла в гостиную, одевшись в новое зеленовато-желтое
печальное платье, граф немедленно вспомнил, что скоро осень, он
представил жену аллегорией осени, потом - статуей, потом - богиней,
и вдруг увидел, что Лора красива. Вечером Лорин макияж произвел
на него опрокидывающее впечатление: Лора несколько лет не красилась.
А в двенадцатом часу ночи она бросила фразу:
- Август, я покажу Флетчу звезды?
Граф подумал: "Что, разве Флетч не видел звезд?", но
потом вспомнил, что юноша сумасшедший, мало ли что он не видел,
но что-то, названное в книгах ревностью, не давало спать всю ночь,
а что-то мешало спуститься этажом ниже, в Лорину спальню - как это
называлось? должно быть стыд.
Утром графа ждал удар - Лора изменила прическу. Граф с изумлением
видел в окно, как парикмахерша припарковывала свой маленький шоколадного
цвета автомобильчик, а потом уже он увидел Лору - граф застал их
с Флетчем в библиотеке: сидя на кожаном диване они разговаривали.
"Они разговаривали!"- кричал граф на доктора Маркуса,
проводившего дни за книгой. Маркус редко появлялся в гостиной, но
граф замечал его оценивающие взгляды - доктор наблюдал.
Потом приехала Сабина, Лорина племянница, она не принесла графу
никакого облегчения, однако граф отметил, что девушка понравилась
Флетчу.
Сабина была хрупкой блондинкой со звонким голосом, хорошенькой,
музыкальной, и Лору охватило еще большее волнение.
"Надо же, сколько автомобилей",- подумал граф - это спешили
к Лоре Розенкранц портные, парфюмеры, косметологи, маникюрши, даже
балетмейстеры; шоколадная машина парикмахерши казалось прижилась
рядом с графской белой "Вольво"; Лора была ослепительна,
но Флетч, направляясь в столовую, непременно подавал руку Сабине.
Однажды Лора отказалась обедать.
Граф беспомощно посмотрел на Маркуса: доктор улыбался, даже нет,
доктор почти смеялся.
Темно-синего бархатного платья Лоры граф не вынес - он заболел
и слег в постель.
Из любимого готического окна граф смотрел, как Флетч с Сабиной
об руку гуляют по саду. Граф понимал, что его любовь к Лоре была
неизбежностью - кроме Лоры на тот момент в замке не было женщин;
любовь Лоры тоже была неизбежной - Флетч был новым мужчиной, единственным
за десяток лет, но любовь Флетча к Сабине, а не к Лоре - эта любовь
была не случайностью, а выбором.
Граф знал, что Лоре надоело ждать, но и сам он оказывался в таком
же положении, а лабиринт все усложнялся и отпущенное время сокращалось,
как гусеница. Метафора заинтересовала графа, он задумался, какая
бабочка выйдет из того, что случилось; но мелодичный голос Лоры
снова нарушил его внутреннее равновесие.
- Как ты себя чувствуешь?- спросила она, немедленно усаживаясь.
На ней была широкая-широкая белая юбка чуть ниже колен, белые туфли,
салатный с темно-зеленым пиджак, а волосы были уложены так же шикарно,
как тогда, вспомнил граф, когда они с Лорой последний раз фотографировались
для газет.
Граф понимал, что не может даже протянуть Лоре руку, потому что
она в этот момент мысленно подавала руку Флетчу; может быть, отдавалась
ему, может быть, плакала от страсти.
- Мне лучше,- соврал граф.
- Не болей,- подбодрила Лора,- ведь сейчас август, твой месяц.
Ты должен быть полон сил.
- Я полон,- ответил граф. Он действительно был полон своим безудержным
чувством, своим: я люблю тебя, своим: я хочу тебя, своим: я умираю
без тебя. Но словно по цепочке в Лорином сознании эти слова переадресовались
бы Флетчу; "прекрасно,- подумал граф,- вот и шизофрения: думать
за себя и за Лору."
- Тебе не кажется,- осторожно начала его жена,- что Сабина ведет
себя слишком вольно? - Румянец тут же выдал ее, передавшись и графу,
Август почувствовал, как заболело сердце, и заныла рука. Он высвободил
руку из-под головы и спросил:
- Что ты имеешь в виду?
- Она не отходит от Флетча!
- Может, это Флетч не отходит от Сабины?- предположил граф, наблюдая
за молодыми людьми в окно. Он знал, что Лоре больно и что она промолчит.
Тогда граф развил свою мысль дальше:
- Мне кажется логичным, что они понравились друг другу. Сабина
чиста благодаря своему возрасту, и Флетч тоже чист,
- Благодаря амнезии,- сказала Лора,
- И поэтому,- продолжал граф,- они друг другу доверяют. А ведь
это главное, правда? - граф позволил себе посмотреть на жену чуть
более внимательно, чем обычно.
И снова испугался Флетча в Лориной голове.
- Почему у нас с тобой этого не получилось?- спросил он, как спрашивают
о чем-то окончательном.
- С тобой?- удивилась Лора. - Август, ты из тех людей, которые
на вопрос: "Что ты предпочитаешь на завтрак?" отвечают:
"Какое вам дело?"
- Но, Лора. . . - граф подумал, что за эти годы уединения между
ними мог возникнуть великолепный союз, добрая дружба, но почему
же ими овладело такое безразличие, почему им было так скучно, если
он любит ее, исступленно любит - и только резкая боль где-то над
сердцем помешала ему выговорить это, и он сказал другое:
- Лора, я боюсь умереть. . . - Потом он попытался сменить интонацию.
. . - Я пару лет назад не дочитал одну интересную книгу, Лора, и
теперь боюсь не узнать, чем она закончилась.
- Какую книгу?- спросила Лора.
- Ты все равно не знаешь.
Лора чуть заметно разозлилась.
- Ну выздоравливай,- сказала она,- а мне пора делать маникюр.
Граф поглядел на ее ухоженные ногти.
- Зачем?- беспомощно спросил он и после заметил, что Лора уже успела
выйти из комнаты. Потом он отметил, что стемнело, голова болела
все больше, и перед глазами возвышалась стена, та, которая разделяла
его и Лору, неужели, думал он, какой-то сумасшедший мальчик сумел
открыть мне глаза - и я увидел, да, я увидел, что все, что у меня
было в жизни - только Лора - а что еще? Все поглотил этот проклятый
замок, и ее тоже, даже ее, до тех пор, пока не явился этот юноша;
парикмахеры, портные, повара - это все она могла бы делать для меня;
граф засыпал, была ночь.
Граф засыпал, но не мог заснуть от духоты ли, от страха? от странного
страха близкой смерти; граф чувствовал, что ему не встать - до того
болело сердце - "Да это инфаркт," подумал граф сквозь
ощущение мучительного сжатия в груди, там сердце становилось похоже
на наждачную бумагу, и граф завопил: "Маркус! Маркус!"
Он звал до тех пор, пока не услышал на лестнице тяжелые торопливые
шаги доктора, пока не уверился, что доктор идет к нему, и граф закричал:
- Маркус, вылечите меня, Маркус, спасите меня, я совсем не хочу
умирать,- кричал он во всепоглощающей надежде, что доктор слышит
его, что кто-то слышит: - Я хочу жить, Маркус, мне надо жить, помогите,
Господи, Господи, слышишь, Господи, который теперь Маркус, помоги
мне, я умираю.- Он набрал побольше воздуха: - Я заплачу тебе, Маркус,
я отдам тебе все, я знаю, что ты любишь Лору, Маркус, записывай,
если не веришь, я все подпишу: я отдаю тебе мою жену,- если ты вылечишь
меня, Маркус, я отдам тебе мою жену, графиню Лору Розенкранц, в
девичестве Лору Грат, я отдам свою жену, господи,- только бы остаться
живым, слышишь?
Граф, не видя приближающегося Маркуса, судорожно глотнул воздух,
готовясь предложить еще какую-нибудь сделку, но вдруг почувствовал
болезненную пустоту в груди, вскрикнул и исчез, растворился, вышел
за пределы своей комнаты с высоким потолком и вопреки договору с
властями оставил ненавистный замок.
|